(продолжение)

Глава 23

Она решила подождать до весны, поднакопить за это время денег на дорогу, на первое время, а потом начать новую жизнь и, вернувшись домой, сказала мужу:

- Знаешь, Геннадий, я, наверное, уйду от тебя, нет моих сил больше терпеть твои издевательства.

На что он со злостью ответил:

- Давно пора, голодранка чёртова, уходи, я другую жену сразу же приведу, помоложе тебя лет на двадцать.

- А это, как тебе будет угодно, - ответила она с достоинством.

Геннадий хлопнул дверью и ушёл не позавтракав, вернувшись лишь вечером около десяти часов и на её вопрос:

- Где ты был так долго?

Грубо ответил:

- Не твое дело. На работе, а где же ещё?

С этого вечера они продолжали жить под одной крышей, но как чужие, почти не разговаривая, словно какая-то грань пролегла между ними.

Он приходил, когда ему вздумается, она молча подавала ему ужин, хотя денег на питание он почти не давал, выручала небольшая пенсия, от которой она ещё умудрялась копить понемножку на дорогу. Но это одиночество вдвоём было уже невыносимо. Она была одна, в печке догорали дрова, и она запела вполголоса. Ей вспомнилась старая песня, где были как раз такие слова:

«Словно встретились два одиночества,

Развели на дороге костер,

А костру разгораться не хочется

Вот и весь, вот и весь разговор…»

Песня была хорошая, душевная, мелодичная и главное, как будто про них с Геннадием. Валентине было грустно всё время быть одной, и жить с нелюбимым стало невыносимо.

Один раз, когда мужа не было дома, ему позвонила какая-то женщина. Валентина ответила, что он на работе.

- А вы кто ему будете? – спросила женщина.

- Жена, - ответила Валентина.

Голос в трубке ехидно захихикал:

- Ха–ха–ха! Жена! Какая ты ему жена? Жена это я. Не веришь? Спроси у него.

Геннадий пришел очень поздно, когда она уже лежала в постели.

- Ужинать будешь? – спросила Валентина.

- Нет, - коротко ответил он. - Я ужинал в ресторане.

От него и, правда, пахло спиртным.

- А тебе звонила в шесть часов женщина.

- А чего ты удивляешься? Я же сказал тебе, что найду, вот и нашел. Мы с ней были в ресторане. А ты уезжай к своему паршивому зятю! Я женюсь. И учти ты не получишь ничего при разводе, кроме своих тряпок.

Валентина хотела сказать, что сама столько лет работала, и всю мебель купила в кредит, годами выплачивая за это, но не сказала. Она знала его чрезмерную скупость во всем, знала, что он сейчас раскричится и может быть изобьет её. Бог с ним, со всем нажитым.

- Ладно, пусть всё остается тебе, хотя это несправедливо, за мебель ведь я платила. И ты сам прекрасно знаешь это.

- Да? А кто тебя кормил все эти годы? Да я лучше изрублю всё, а тебе не отдам, - он сжал кулаки, и забегал по комнате, готовый напасть на неё.

- Ладно, ладно. Успокойся, я всё оставлю тебе. Возьму только книги да свои вещи.

- Давно бы так, - ворчал он, но уже более спокойно, довольный, что всё останется ему.

Валентина подумала: «Какой же он мелочный! Надо завтра же подать на развод» И так и сделала, наконец, надо решилась переступить порог ЗАГСа.

А через месяц их развели, и Валентина стала собираться к отъезду, но ей трудно было расстаться с домом, в котором прожила столько лет, со своим садом, цветами. Со слезами она отрывала от сердца то, к чему прикипела за все эти годы.

С собой она взяла только самые необходимые вещи, несколько любимых книг, да альбом с фотографиями своих и дочери.

Все это время она ничего не говорила Зое о разводе с отчимом, боялась, что дочь будет её отговаривать. Решила, что всё объяснит потом и, когда приготовилась к отъезду, то после долгих колебаний решила позвонить сначала Олегу, хотя совсем не была уверена, что он её ждет. Может, уже забыл? Мало ли у моряка дальнего плавания было романов?

Но Олег все это время ждал её, не раз советовался с Алексеем, а тот утешал, успокаивал старого друга:

- Олег, не надо торопить события. Если ты ей нужен – приедет сама. Тебе там делать нечего. Только навредишь ей. Ей и так нелегко, а ты только усугубишь, наломаешь дров.

Олег соглашался с другом: он понимал, что тот прав и ждал, ждал её звонка, её приезда, письма на худой конец. Он сам не понимал, чем привязала его к себе эта невысокая милая женщина, разве мало было у него других встреч с женщинами и моложе и красивее, но не было в них той изюминки, что была в ней, такого тонкого, неуловимого, чистого женского обаяния. Ему не хватало её голоса, её улыбки, её широко распахнутых добрых глаз и тепла рук. Она снилась ему по ночам, маня и дразня. Но что он мог поделать? Валентина не дала ему даже ни номера своего телефона, ни адреса, ничего! Оставалось только ждать и надеяться.

А время шло. Прошла, наконец, суровая зима, сошёл снег, отзвенели ручьи, появилась первая нежная зелень, зацвела душистая черемуха. Ещё зимой Олег купил себе небольшую дачу с хорошим садом, в котором было несколько яблонь, много малины, крыжовника, смородины, клубники. Оставалась земля и под овощи. В этом году он вышел в отставку, хотя с морем расстаться было тяжело, но теперь у него появилось время заняться ремонтом квартиры, работой на даче и очень хотелось устроить свою личную жизнь. И другой женщины в ней, кроме Валентины он не хотел видеть.

И, когда Валентина, наконец, решилась набрать его номер, то сразу услышала его голос:

- Алло, я слушаю!

- Здравствуй, Олег! – выдохнула она в трубку, очень волнуясь.

- Наконец–то, милая! Как ты? – он тоже волновался, как никогда, а ей показалось, что он был рядом, так близко звучал его голос!

- Олег, понимаешь, я развелась с мужем, а теперь не знаю, что делать.

- Так приезжай ко мне! Слышишь?! Я жду тебя с того самого момента, как мы расстались. Помнишь? Я тебя встречу на вокзале. Когда ты выезжаешь?

- Не знаю, ещё не решила. Я подумаю.

- О чем думать? Что решать? Приезжай, я так соскучился!

- Ну, хорошо. Завтра вечером я буду на автовокзале часов в пять–шесть. Ты меня встретишь?

- Конечно, милая.

- Но мне как-то неловко сразу к тебе. Может сначала заехать к Зое?

- Нет, сразу ко мне. Я встречу тебя на вокзале. Я приеду туда на своей машине – серебристой «Мазде», наконец-то я её отремонтировал. А затем сразу с вокзала поедем ко мне. Целую тебя, любимая, до встречи, Валентина, жду, - он отключил телефон, а она ещё долго стояла с трубкой в руке, оглушенная тем, что услышала, но уже с твердым решением ехать, всё ещё сомневаясь куда: к Олегу или сначала к дочери?

Когда вечером пришел Геннадий с работы, она сказала ему, подавая тарелку горячего борща:

- Я уезжаю завтра, Гена.

- Куда - это? – он резко отодвинул тарелку, чуть не расплескав борщ; отбросил ложку, потом встал, достал большую бутылку водки, налил полный стакан и выпил не закусывая, потом другой, третий, после этого стал уговаривать остаться – уже хмелея, заплетающимся языком.

- Может быть, простишь меня? Да я был грубым с тобой иногда. Со мной ты ничего не видела – это факт. Я дурак, хам. Ну, прости. Я исправлюсь, дай поцелую и будем жить по-прежнему.

- По–прежнему? Не получится. Мы же развелись с тобой.

- Ну и что? Я же сказал – исправлюсь и снова распишемся. Мало ли так бывает. Люди расходятся, а потом сходятся. Не уезжай, - и он обхватил её колени, уткнулся в них и стал плакать, как ребенок.

Валентина никогда не видела его таким жалким за все пятнадцать лет их совместной жизни. В душе её тоже шевельнулась было жалость к нему, но она сказала:

- Поздно, Геннадий, поздно. И потом ты говорил, что женишься. У тебя есть женщина, которая мне звонила, и с которой ты ходил в ресторан.

- Никуда ты не поедешь! – заорал он, вдруг рассвирепев.

- Я убью тебя и себя. Ты этого хочешь? – он схватил со стола кухонный острый нож. Валентина испуганно, стремительно кинулась к двери, выскочила на улицу в одном халате, убежала за ограду, хотя на улице дул холодный ветер. Скоро она все продрогла, но боялась зайти в дом, наконец, заглянула в окошко: Геннадий спал, упав поперек кровати.

 (продолжение следует)